Пока ехали на автобусе из Заостровья в Северодвинск, мы услышали от Ирины Пономаревой, сестры из Архангельского братства, историю создания города, посмотрели планы его застроек, основная часть рассказа была отдана Галине Викторовне Шавериной - руководителю общества "Совесть" Северодвинска. Совестью этого города оказалась горстка, в основном, местных врачей, как правило, пенсионного возраста, для которых откровения 90-х оказались решающими в их личной судьбе. Одно из их занятий - поднимать из земли кости замученных и убитых властью людей и хоронить по-человечески.

Вот мы и на месте. Невысокий стройный лес с какой-то мертвой тишиной, скромный памятник мемориала, и НИ ОДНОГО ИМЕНИ, НИКАКОЙ ЛИЧНОЙ ПАМЯТИ, как это уже повсеместно в разном объеме встречается на подобных мемориалах (Красный Бор, Сандармох, Левашово, Медное др). Разве что такое же отношение к памяти мы встретили в Луганской  Сучьей балке.

Единственной живой весточкой на нем - запечатанный файл с детским стихом, обращенным к маме, - чудом он никуда не девается, не заливается водой и не выгорает вот уже около пяти лет.
"День и ночь над тайгой полыхают бураны,
Крайний Север суров, неприветлив и лют,
Мама, милая мама, что за дядьки в бушлатах
В оцепленье штыков все идут и идут.
Их на Север ведут за "ошибки" в работе,
Среди них доктора, слесаря, кузнецы.
Чтоб трудились они до десятого пота,
Вдалеке от родных от зари до зари.
Беломорское небо им кажется адом,
Молодым Арестантам ветры песни поют,
Мама, милая мама, что за дядек в бушлатах
В оцепленье штыков все ведут и ведут?"

Галина Викторовна с горечью говорит об особом менталитете горожан, сердца и умы которых настолько обескровлены страхом, что и о своих родителях они не желают помнить, и тем более, что-то рассказывать. Сколько раз она обращалась к своим знакомых, о которых точно знала, что их отец или мать лежат в земле Ягринлага, и встречала упорный отказ что-либо о них говорить людям. Те редкие исключения, которые встречаются, отражены на недавно открытом Ягринском сайте.

Да и местные власти сегодня не поддерживают эту тему, а скорее запечатывают ее еще больше: напр., в музее Севмаша темы репрессий нет вовсе!!!!! История города снова перепишется? - снова будут говорить о стройках пятилеток руками энтузиастов?
В городе множество захоронений и внелагерных, потому что там существовала такая практика: регулярно проводившиеся медицинские освидетельствования заключенных выявляли тех, кто уже не способен ни к каким работам, - и таких просто выбрасывали за ворота лагеря, они умирали под его стенами. Отбор велся по степени усыхания ягодиц, - вот такой параметр рабочего состояния человека! 
Строили в таких же условиях, как на ББК (Беломорканале), - без инструментов, без какой-либо одежды, на сверхскудном пайке - зачем? - ресурс у НКВД неограниченный. 
В среднем люди держались около полугода.
Завод требовал специалистов высокого профиля, и там я впервые столкнулась с фактом арестов "под заказ", - не просто рабочая сила, а конкретные люди определенных специальностей и квалификации арестовывались и присылались на Севморстрой.

Итак, мы у мемориала. Галина Викторовна ищет свой пакет с очередным сбором костей, оставленный где-то тут - в нем был детский череп, - и не находит… 
Она предлагает сходить с ней неподалеку на еще одно место захоронений, - нужно понять, вывозился ли оттуда песок в последнее время на строительные нужды. 
Мы не очень понимаем, о чем идет речь, но идем вместе, тем более, что здесь, у камня, моему сердцу ничего не говорит. Я даже досадую, что привезла сюда детей - место, молчащее во всех смыслах.

Мы идем вслед за Галиной Викторовной через душистый лес, небольшую болотину, перепрыгивая с кочки на кочку, и выходим к широкой песчаной дороге, проложенной в этих местах при постройке лесокомбината уже в 60-х годах. Она выводит нас на поле такого же чистого белого песка. Из него торчат платинового цвета обломки деревьев, отполированные песком, солнцем и дождем. 
Галина Викторовна наклоняется и поднимает что-то с поверхности земли и говорит: вот зуб… 
А рядом вытаскивает берцовую человеческую кость… Нам становится не по себе. Мы оглядываемся внимательно вокруг, и тоже видим то тут, то там части человеческих скелетов. Галина Викторовна легко определяет, что это - детский или взрослый позвонок, какая кость или зуб…  И вот тут нас всех "прошибает" невероятная картина: стройный лес, полный цветущего вереска, спеющих ягод, сверкающий песок поля и повсюду торчащие из него человеческие кости….
Оказывается, что сюда регулярно наведываются и городские и частные машины, чтобы вывести песок на строительные нужды. И почти каждые выходные сюда приезжают эти пожилые женщины, чтобы собрать то, что земля непрерывно исторгает из себя, - а собрав их какое-то количество, захоронить, с горькой памятью о всех погибших и с молитвой об их упокоении.
Поднятые кости невозможно положить назад, а пакета ни у кого не оказывается, поэтому мы несем их в руках через лес назад, а там складываем в специально привезенную Галиной Викторовной тару. 
Молимся у камня, и теперь уже это место не молчит, а вопиет о человеческом горе, беспамятстве и о том грядущем, которое оно несет уже в себе…
Да, Ягра - это шиповник, он тут растет всюду, мы попали во время его цветения, потому временами накатывали на нас розовые волны благоухания, как весть о той жизни, которая продолжается невзирая ни на что, и наводя уже на другие, скорее эсхатологические размышления…

Татьяна Авилова

Благовещенское православное братство, Москва

2012 г.