Семью комполка тут же выселили из служебной квартиры. Мать - Евгения Емельяновна (учительница) осталась с двумя детьми. Старшей - Ниной и младшим - четырехлетним Колей, героем нашего рассказа.

- Помню только одно, - вспоминает Николай Николаевич, - отца не стало... И затем, через два года, вновь взлетел в его сильных руках высоко-высоко. К солнцу.

За эти два года майор Данилов пережил несколько состояний. Сначала ни в чем не сознавался (а обвиняли его в участии в "шпионской организации", орудовавшей в Киевском военном округе). Затем "повинился" - не выдержал пыток. И, наконец, набрался сил и отказался от самооговора. Он умудрился каким-то чудом через вышедшего на свободу сокамерника-спекулянта передать письмо в ЦК ВКП(б), содержащее описание допросов с пристрастием.

Шел 1939 год. По дьявольскому сценарию Сталина - безрасстрельный, как говаривали тогда острословы, постный. Данилову устроили очную ставку с палачами, и он ее выстоял. Выпустили. И стал кадровый офицер преподавателем военного дела в Кременчугском пед. Ин-те.

- Летом 1940-го, - рассказывает Николай Николаевич, - отцу дали отпуск и они с матерью поехали в Одессу. Есть фотография: он - в тюбетейке, она - в купальнике и под зонтиком в Аркадии. - "Привет" с Черного моря!" Отпуск продлился недолго: отца срочно вызвали в Москву. Его восстановили в звании и направили служить в Пушкин, где мы и жили до начала войны. Перед фронтом отец умудрился приехать к нам, выправить документы на нашу эвакуацию. В августе получили от него последнее письмо: "Я был бы спокойнее, если бы ты была в Кременчуге". Уже потом, много лет спустя, когда я окунулся в поиски хоть каких-то следов отца, понял, что его часть отступала в направлении Украины. Вообще, Кременчуг сыграл в судьбе отца особую роль. Мне удалось встретиться почти со всеми оставшимися в живых бойцами и командирами 117-й дивизии, которой в 1941 году командовал подполковник Данилов. Бывший ее комиссар Архангельский рассказал, что дивизия попала в окружение и, по сути, перестала существовать. Потери были огромные. Они с отцом переоделись в крестьянскую одежду и несколько раз пытались перейти линию фронта. Затем их пути разошлись.

Отец добрался до Кременчуга, где и обосновался. Там его помнили как майора, который пострадал от НКВД, а о дальнейшей судьбе ничего не знали. Вот немцы отца и не трогали. Он устроился на работу. Наша дальняя родственница Екатерина Ивановна выдала отца за своего мужа. Не с отцовским характером было жить обывательской жизнью. В местном архиве я нашел упоминания о подпольной организации "подполковника Петрова". Уж очень точно его судьба накладывается на судьбу подполковника Данилова...

И,  тем не менее, комдив 117-й к своим не вернулся. Семью не разыскивал. Следы его затерялись.

В 80-е годы Николай Данилов, собравший множество сведений о 117-й дивизии 21-й армии, обратился к московским поисковикам за помощью. Его письма-исследования были настолько интересны, содержали столько неизвестного, горячего материала, что популярнейший в то время журнал "Наука и религия" напечатал их в нескольких номерах. Внезапно публикация документальной повести "Чти отца своего" оборвалась. И на то были свои причины.

Судьба подполковника Данилова внезапно обрела новое звучание. Его жизнь, оказывается, имела свое неординарное продолжение и после Кременчуга.

А теперь о том, что же представлял собой в 80-е годы его сын - Николай Николаевич Данилов.

Он изведал безотцовщину. Колю и Нину вырастила мать. Жили в Кременчуге бедно, но все же Данилов-младший сумел в 1952 году поступить в Харьковский юридический институт и закончить его в 1956- м. Получил направление в милицию, отказался от него. Предпочел служить в органах более серьезных. В то время, в годы незабвенной "оттепели", происходила ломка истории страны и представлений о ней. Из лагерей возвращались первые реабилитированные. Повсюду царила надежда на то, что террор никогда больше не повторится.

Когда Евгения Емельяновна узнала, что сын поступил на службу в КГБ, то запричитала: "Куда ты едешь! Они дедушку погубили, тетю Олю. Отец от них еле вырвался..."

Николай был уверен в своей правоте: "Время изменилось. КГБ - не МГБ. Да и должен же кто-то исправлять искривления социалистической законности!"

Закончил спецшколу. Стал лейтенантом. Получил назначение в Полтаву, где окунулся в дела по реабилитации. Тогда-то и понял на всю жизнь, как опасен, страшен, коварен тоталитаризм. И это определило его дальнейшую судьбу. Лейтенант Данилов был хорошим сотрудником, но уж больно много среди его друзей было студентов, поэтов, "инородцев". Вот начальство и отправило его подальше от соблазнов - на Сахалин. Но там-то молодой офицер с высшим юридическим образованием, подававший большие надежды, и вовсе взбунтовался.

Во-первых, ни за что не хотел браться за оперативные дела. Во- вторых, мало того, что писал стихи, но еще и публиковал их под своей фамилией. И попал под горячую руку первого секретаря обкома, который, вдохновившись хрущевским разгромом московских художников- "абстракционистов", обрушился на сахалинских поэтов "антисоветчиков". Мало того, старший лейтенант Данилов публично выразил несогласие с резко отрицательной оценкой, которую Никита Сергеевич дал стихотворению Евтушенко "Бабий Яр".

Данилов с треском вылетел из КГБ - по служебному несоответствию. Надеялся, что его и из партии исключат. Но отделался временным переводом в кандидаты. Переехал в Ленинград, где работал сначала грузчиком, а затем - юрисконсультом на заводе художественных красок. С упоением писал стихи. Его отметил замечательный поэт Владимир Соколов и взял на свой курс в Литинституте, где Данилов учился заочно. Казалось, жизнь складывалась удачно, сулила занятие любимым делом, публикации, успех...

Но судьба Данилова-младшего складывалась драматически. Он, чья юность пришлась на годы "оттепели", возмужал среди шестидесятников. Да и сам стал одним из ярких представителей этого племени. Дружил с Наталией Горбаневской, передавал материалы судебных процессов над диссидентами на Запад. На заседании центральной парткомиссии в Москве отказался от партбилета.

- В этот день я как бы заново родился и праздную его, как второй день рождения, - говорит Николай Николаевич.

Конечно же, он попал под надзор своих бывших коллег из КГБ. И сразу же профессиональным глазом заметил слежку за собой. Понимал, что скоро арестуют. Случилось это после встречи Данилова с легендарным правозащитником генералом Петром Григоренко. Николая взяли в Питере, на вокзале. С ним были все его крамольные стихи: не хотелось прятать дома или отдавать друзьям на хранение - боялся подвести близких людей. Следственное дело Данилова состояло из четырех томов его стихотворений, а также курсовых работ и доносов на него...

Его не рискнули предать суду: понимали, что юрист и недавний следователь, поэт и интеллектуал, человек смелый и упорный, Данилов превратит процесс в суд над режимом. Да и как после приговора отправлять его в лагерь: кто там с ним справится...

Решили избавиться от Николая Николаевича навсегда - определили ему неизлечимое психическое заболевание и упрятали в ленинградскую спецбольницу. К счастью, в то время служили там и приличные, совестливые, а главное, не боязливые люди. Доктор Ирина Александровна Сидорова изменила своему пациенту диагноз на более невинный, уколы назначала ему лишь на бумаге. Через два с половиной года он вышел из психушки. И вновь принялся за поиски отца.

Прощай, сын...

В Одессу Николай Николаевич перебрался с семьей в 1970-м - "холерном" году. Тогда мы с ним и познакомились. Он и в нашем городе прослыл вольнолюбцем, его стихи ходили по рукам, о нем рассказывали западные "голоса". Данилов - один из создателей одесского "Мемориала", возглавляет поисково-исследовательскую группу. За этим, несколько казенным определением, - жизненный подвиг, который известен одесситам. Данилов и его единомышленники с вдохновением и упорством возвращают из небытия имена наших земляков, погибших от репрессий. Эта сторона жизни Николая Николаевича заслуживает отдельного и обстоятельного разговора. Уверен, он еще состоится. А пока - лишь сухие цифры: найдено 17 ранее неизвестных захоронений, содержащих останки 174 жертв террора. Начаты идентификационные исследования. В эти дни выходит в свет первый том "Поименного календаря смертных казней в Одессе".

Данилов мало похож на героя, седая борода делает его старше. Впрочем, я понял, на кого он похож - на Александра Солженицына. Только ростом поменьше.

Поставив перед собой светлую и очень трудоемкую цель, Данилов решает ее не только с духовным тщанием, но и высоким профессионализмом и феноменальной настойчивостью. Эти качества он проявил и в розысках своего отца. Нашел его - ровесника века - в 1982 году.

История жизни Данилова-старшего, его встреча с сыном могли бы составить основу увлекательного романа. Увы, с печальным концом...

В 80-е годы Данилов-младший вышел на след человека, чья судьба была схожа с отцовской: тоже военный, тоже пострадал от НКВД, во время войны был в Кременчуге. Оказалось, что он, ныне глубокий старик, проживает в США. Что-то натолкнуло Николая Николаевича на идею связаться с его кременчугскими родственниками, от которых он кое-что узнал... Затем попросил своих друзей, эмигрировавших в Америку, поинтересоваться, нет ли среди граждан США Николая Семеновича Данилова, 1900 года рождения. Те передали его письмо в газету "Новое русское слово", и вскоре Николай Николаевич получил адрес и телефон отца, проживавшего в канадском городе Виннипеге.

- Стоит ли говорить, как я волновался, - продолжает Николай Николаевич, - когда произнес по телефону: "Здравствуй, отец!". Должен заметить, что у него нервы оказались покрепче, чем у меня. Ответил спокойно. В конце разговора сказал: "Вряд ли мы увидимся. Я стар, болен, а тебя никогда не выпустят из Союза..."

Бывший подполковник Данилов ошибся в своем сыне, недооценил его желание увидеть отца, его волю и настойчивость. Бывший старший лейтенант и диссидент Данилов сумел, как он формулирует проблему, "пробить" государственную границу СССР. Это удалось узнику спецпсихушки в 1988 году.

Гостевое приглашение в Канаду ему и дочери (внучке Николая Семеновича) прислала тетя Вера, чужая сердобольная женщина, проникшаяся трагизмом этой необычной жизненной коллизии. На протяжении нескольких лет Данилову отказывали в выездной визе. И только после вмешательства влиятельных участников Женевского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе им выдали загранпаспорта. Следует заметить, что Данилов к тому времени стал победителем конкурса на лучшее знание страны Кленового листа, который проводило радио Канады.

В Монреале Даниловы были встречены бывшими одесситами, диссидентами и просто друзьями, канадскими журналистами. В Монреале их окружили теплом и вниманием, а он все думал о встрече с отцом, не подозревавшим, что сын, которого он не видел с 1941 года, рядом. Николай Николаевич опасался, что внезапная встреча может сказаться на здоровье отца, которому было уже 87 лет. От тети Веры он узнал, что тот в последнее время тяжело болеет. Решил первым делом после приезда в Виннипег посоветоваться с врачом. В госпитале выяснилось, что мистера Данилоффа можно видеть в палате... Он сейчас там.

И вот Николай Николаевич, которому стукнуло уже 53 года, и его 13-летняя Аня увидели отца и деда. Он лежал с закрытыми глазами, а открыв их, казалось, не удивился...

У отца отказывали ноги, и сын договорился с ним, что на следующий день повезет его в коляске гулять в больничный парк. Но на следующий день отца в палате не оказалось...

На телефонный звонок в квартиру Даниловых ответила та самая дальняя родственница - Екатерина Ивановна, которая, как оказалось, стала второй женой Николая Семеновича. Вместе скитались как перемещенные лица по послевоенной Германии, вместе эмигрировали в Канаду в начале 50-х. За океаном Николай Семенович тяжело работал на стройках, заслужил пенсию...

Увы, Екатерина Ивановна разговаривала с "пасынком" холодно, хотя тот сразу же заверил ее, что никак не посягает на их с отцом жизнь и никаких претензий не имеет. А затем трубку взял отец. Его словно подменили. По сути, он отказался от встреч с сыном и внучкой...

Сегодня, когда Николай Николаевич вспоминает те дни, он вновь и вновь пытается понять отца. Вот ход его рассуждений. Во время войны у Данилова-старшего не было иного выхода. Он должен был исчезнуть. Уже однажды попавший в руки НКВД и чудом спасшийся, он не имел никакого шанса уцелеть, окажись он там снова. Его расстреляли бы за то, что недобитый "шпион" остался на оккупированной территории. Не пощадили бы и семью. Вот почему Николай Семенович никогда ее не разыскивал. Даже после того, как рухнул "железный занавес", распался СССР. Он боялся за своих близких. И за себя...

Сын понял и простил. Лишь одно его и сегодня приводит в смятение и недоумение. Там, в Виннипеге, при единственной встрече он рассказывал отцу обо всех родных. Только не о матери. Николай Николаевич ждал вопроса о ней. Но так и не дождался. А она помнила о муже всю жизнь. Больше замуж не выходила. Когда узнала, что он жив, вспыхнула, заметалась в обиде... А потом - тоже простила.

Николай Семенович Данилов умер спустя полтора года после встречи с сыном. Евгения Емельяновна пережила его на полгода...

Феликс Кохрихт

публикация здесь