Возбужденное областной прокуратурой уголовное дело семь месяцев наполнялось версиями, результатами экспертиз, свидетельскими показаниями, документами из различных архивов. Следствие тормозилось тем обстоятельством, что рядом с человеческим погребением оказался скотомогильник, где санврачи и эпидемиологи предположили захоронение останков животных, болевших сибирской язвой.

...Я там был, когда только вскрыли срез...стратиграфия там очень показательная.... там скотомогильник и мощные слои в костях животных человеческих костей и черепов...мужских и женских...В большинстве черепов одна-две небольшие дырочки...мелкокалиберные...я не мерил штангелем... но похоже 5,6—6,2 мм...черепов там не десяток...насчет только того, что я видел — не менее нескольких сотен...вещей мало... в основном обрывки одежды...слои человеческих костей вповалку...пересыпаны слоями чем-то белым... говорили, что вроде это известь для более быстрого разложения...видно по кромке траншеи...ширина траншей порядка 3—5 метров...смотрелось страшно...копать нам дальше запретили сотрудники санэпидстанции...мемориальцев тогда собрали на 1 этаже бывшего дома Политпросвета (сейчас облсуд) и говорили, что там, в скотомогильнике, есть захоронения сибирской язвы...копать дальше нельзя...Мемориалец Юрий Ененко якобы даже руку себе резал и сыпал туда землей с могилы, чтобы доказать, что это вранье...но работы свернули.

Нет смысла, видимо, пересказывать перипетии непростых, а иногда и весьма резких взаимоотношений представителей правоохранительных органов, местных властей, «Мемориала». На митингах, ставших в последние месяцы для Луганска явлением привычным, со страниц различных газет и с экрана телевизора формулировались претензии и заявления, порой трудносовместимые. Уже после завершения следствия, датируемого 17 августа, «Мемориал» выставил пикеты у облпрокуратуры…
…Невольно вспоминается слякотный, с тонким снежком январь. Глубокие, до двух с половиной метров, траншеи в Сучьей. Неотвязный запах смерти, тлеющий темными пятнами на дне траншеи — там, где кости, черепа с отверстиями в затылке или у виска, остатки одежды, обуви. И одинокая фигура Юры Енченко — охранника вневедомственной охраны, первого, кто забил тревогу по поводу страшной находки, дневавшего и ночевавшего здесь, в Сучьей, оберегая ее от непрошеных гостей. Сейчас Юра и его друзья-мемориальцы могут отсюда уйти. И должны уйти. Уже ушли. Следствие закончено. И оно дало именно те результаты, которых, в общем-то, ждали. Но не только поэтому надо уходить из Сучьей. Здесь действительно, как утверждают санврачи, обнаружена «сибирка». Выбранная земля будет возвращена в траншеи, обработана. Асфальт или бетон покроют эту обильно политую человеческой кровью почву, а двухметровый глухой забор спрячет ее от людских глаз на долгие годы, а может, и десятилетия. 
Об итогах и результатах проведенного расследования в балке Сучья рассказывает заместитель прокурора области, начальник следственного управления облпрокуратуры В.Н. Жигулин: 
— Мы пришли к совершенно бесспорному выводу, что в этой балке, как, в прочем, еще в двух местах (на Гусиновском и старом Гусиновском кладбищах, где сейчас находятся два городских сквера) осуществлялись массовые репрессии и захоронения их жертв. Кто были эти люди, оказавшиеся в застенках НКВД и расстрелянные зачастую без настоящего суда и следствия, либо в подвалах местного карательного ведомства, либо непосредственно в балке на окраине города? Люди, преданные земле без обряда и доброго слова над их могилой? Абсолютно точно можно сказать, что в подавляющем своем большинстве это — невинные жертвы сталинского террора 1937—1942 годов, приговоренные к «высшей мере наказания», как принято было в те времена говорить, расстрелу, решением так называемых «троек» или скорых и неправедных судов. Нами найдены в соответствующих архивах все необходимые документальные доказательства, содержащие фамилии репрессированных, статьи, по которым они осуждены, меры наказания. Опрошены десятки оставшихся в живых свидетелей, проведены экспертизы. Сопоставление всех этих данных дает однозначный ответ — в Сучьей проливалась по преимуществу невинная кровь. То, что среди расстрелянных есть также, как показывает следствие, некоторое число осужденных и приговоренных за дезертирство и общеуголовные преступления, сути дела не меняет: захоронения в Сучьей и на двух Гусиновских кладбищах — акт возведенного в государственную политику конца 30-х годов варварства. Не нашли подтверждения в следственных материалах иные версии: о том, что в балке захоронены военнопленные или раненые красноармейцы, умершие в городских госпиталях от ран; или интернированные поляки, содержавшиеся накануне войны в Старобельском лагере. Как показала проверка, последние в количестве 3896 человек были вывезены в Харьков в расположение местного УНКВД.
Один из серьезных вопросов, занимающих людей, — о количестве репрессированных в районе балки. Счет, даже по самым осторожным оценкам, идет на тысячи. По крайней мере, в списках, обнаруженных нами, сотни фамилий, с которыми мы готовы ознакомить и прессу, и широкую общественность, и «Мемориал». О масштабах карательной деятельности красноречиво говорит хотя бы один-единственный факт: только за сентябрь 1938 года «тройкой» под председательством тогдашнего начальника Ворошиловградского УНКВД Г.И. Коркунова вынесено и приведено в исполнение 1016 смертных приговоров. Замечу, это то, что найдено в архивах и доказано бесспорно. Реальные цифры, наверняка, выше. Ирония (или высшая справедливость) судьбы, добавлю, состоит еще и в том, что и сам Коркунов спустя несколько месяцев был арестован и расстрелян, подобно сотням (а, может, и тысячам) уничтоженных им жертв. Такая участь постигла, кстати, многих следователей и руководителей местного УНКВД, «работавших» здесь в 1938 — 1942 годах, в разгар репрессий.
Мы ставили, что весьма важно, вопрос о виновности лиц, причастных непосредственно к событиям в Сучьей, и располагаем данными и конкретными именами палачей. Часть из них, как я уже сказал, сама оказалась на хорошо отлаженном «конвейере смерти», часть — в основном исполнители низшего ранга — ушли в мир иной естественным путем. Опросы тех, кто в свое время вывозил трупы, кто убирал камеры после пыток и расстрелов, заставляют содрогнуться даже людей, что называется, видавших виды.
Следствие по делу о неизвестных захоронениях в Сучьей — редкое в нашей практике. Оно осложнялось тем, что пришлось, ведя его, испытать серьезное давление едва ли не со всех мыслимых сторон. И «слева», и «справа». И «снизу», когда шли письма с требованиями расследовать «живые» уголовные дела, а не ворошить прошлое. И «сверху», между прочим, тоже. И все же, я считаю, мы соблюли закон, осилив большой объем работы, по преимуществу исследовательской, документально обоснованной, так как оказались в условиях, когда непосредственные раскопки в Сучьей были невозможны из-за запрета санэпидемиологов. 
Хочу подчеркнуть, что консервация балки Сучьей и завершение следствия по данному конкретному делу вовсе не означают прекращение работы по реабилитации жертв сталинизма. Можно сказать, что относительно завершен лишь один из крупных эпизодов этой объемной работы, постоянно ведущейся комиссией прокуратуры и УКГБ области. Эта деятельность продлится, по крайней мере, еще год-полтора. Причем мы готовы сотрудничать с общественностью, в частности, с «Мемориалом». Вот и сейчас, когда в центре города, неподалеку от строящегося МЖК, обнаружено еще одно захоронение, среди первых, кто начал там раскопки, - мемориальцы…
И последнее. Мы, разбираясь с ситуацией в Сучьей, поняли еще одну неожиданную вещь. В области немало скотомогильников, где захоронены сибироязвенные животные. Нужна предельная осторожность и осмотрительность при отводе земельных участков под новое строительство. За этим должны тщательно следить местные власти, согласуя свои решения с санэпидорганами. Иначе мы взорвем «бактериологическую мину замедленного действия», как метко выразился один из местных журналистов.
Возрождение сталинизма должно быть исключено навсегда. Мы помним, что было, как было и почему.
Петр ШЕВЧЕНКО, 
соб.корр.газеты «Комсомольское знамя» (Луганская область)
Газета «Комсомольское знамя»

14 сентября 1990 г.