После дымной Москвы в Питере тепло и прозрачно! Начало нашего пути — сфинксы Шемякина, которые стоят напротив бывшей тюрьмы «Кресты» — Ленинградской «Лубянки». Здесь, in situ, я с ними примирилась вполне.
После такого начала Левашовское кладбище было уже в теме.
Оно пронзительно, яркие косые лучи солнца высвечивали то, что является воплощением человеческой памяти, и не простой, а мужественной и любящей.
Нигде на мемориалах жертвам советских репрессий я не встречала столько личного участия. Обычно на месте и не сказать захоронения, а проще — закапывания убитых тысячами невинных людей в лучшем случае стоит крест или памятник — у нас как-то не принято называть жертв поименно, мы больше оперируем статистическими данными. И все безлично...
А тут в произвольном месте — на дереве, полусгнившем пне, а чаще просто на земле раскиданы знаки того, что помнили о человеке, его непростой смерти, искали и нашли. А чаще и не одного, а целую семью, с детьми, братьями, сестрами, женами, мужьями. Как на древнем Востоке — все подпадали под заклятие.
А. Я. Разумов — составитель Ленинградских мартирологов, рассказывал, как это было страшно — первым людям, узнавшим правду об их разысканных родных, вступать в этот лес, то тут, то там с просевшей землей, идти по просеке, по которой возили на расстрел или уже тела мертвых людей...
Мы ходили по этому лесу, делясь друг с другом теми табличками, которые особенно отзывались в сердце. И время летело незаметно...
Казалось, что мы в каком-то особом пространстве, не холодном, как это бывает на обычных кладбищах, а светлом, несмотря на то, что каждая символическая могила — это свидетельство человеческого горя.
«Миллионы убитых задешево»… — мы даже не можем до сих пор осмыслить эти жертвы. Но именно в таких местах, как Левашово, становится ясно, как нам не хватает настоящего потрясения сердца, его разбуженности, чтобы беречь живых людей, которые рядом с нами.
Митрополит Антоний Сурожский рассказывал историю о девушке, добровольно оставшейся в доме вместо молодой матери и нескольких детей, за которыми должны были прийти фашисты. Она погибла, а оставшаяся в живых семья всю свою последующую жизнь выверяла по памяти о ней, стараясь жить максимально достойно.
Пусть многие из погибших людей не приносили себя в добровольную жертву правде, любви, подражая Христу, но погибли они безвинно, беззаконно, и такая смерть не может ничего не совершать в нас, с нами.
Я прислушивалась к тому, как эта тайна приоткрывается именно здесь, среди могил, место для каждой из которых искалось и находилось любящими сердцами детей, внуков погибших.
Как нужны нам такие места памяти, и как мало их пока на нашей земле!
Сюда, в Левашово, в Бутово, Донской монастырь, Коммунарку в Москве, да в каждом городе есть свои заповедники памяти — нужно приезжать самим, привозить наших детей, родных, знакомых, потому что в таких местах обретается смысл, уходит пустота и суета и ты становишься другим.
Татьяна Авилова
Благовещенское малое православное братство
2010г.