С трудом нам удалось войти в монастырь (паломников не принимаем!). Храм-тюрьма, его стены несут память, почти осязаемую. Но попасть в него нам не было суждено, за большим амбарным замком осталось свидетельство об этом времени жизни монастыря. И никакой таблички на нем — незачем вспоминать!

Даже к стенам его ревнивые насельницы монастыря не разрешали подходить — незачем, служба идет в другом храме!

Разве это не дело православной церкви — помнить самим о преступлениях своего народа, каяться в них, призывать к этому своих сограждан? Табу, лежавшее на местах расстрельных,  кладбищенских, там,  где  кровь невинных людей лилась рекой, в советское время было понятно: власти боялись раскрытия их тайн, народ боялся, потому что это знание часто приводило к гибели. Но сегодня, тем более в церкви, сделать неприкасаемым то, что по смыслу своему свято, — разум не вмещает!

Почему в Сухановке, ныне Св.-Екатерининском монастыре, ничего не рассказывают паломникам о том времени, когда в их церкви расстреливали и тут же сжигали людей?  Почему о тех же интернированных поляках не хотят вспоминать в Ниловой пустыни, откуда в 1940 г. везли их на расстрел в Калинин и дальше зарывали в Медном?  Почему люди, как правило, неверующие, работающие в «Мемориалах» свою жизнь посвящают служению памяти согражданам своей страны, сгинувшим в недрах тоталитарной мясорубки, а церковь молчит? Или это не вполне «благочестиво» вспоминать о пролитой крови? Эти вопросы жгут сердце, особенно здесь, куда, кажется,  доносится подземный колокол польских мемориалов в Катыни, Пятихатках, Медном…

В монастыре нам посчастливилось несколько часов провести в общении с духовником обители схиархимандритом  Кириллом (Михличенко). Удивительный мир вошел в наши сердца,  о. Кирилл много рассказывал о своем служении в советские времена, трудностях его, но и он не захотел по неведомым нам причинам касаться темы не такого уж недавнего прошлого этого места.

Об этих поляках, стывших зимой 1939—1940 годов в стенах Скорбященского монастыря мы вполне смогли и вспомнить, и вознести молитвы у креста на  Харьковском мемориале «Пятихатки», куда попали гораздо позже.