Нас повезли в первую очередь смотреть на следы «бурной деятельности» родной страны в село Аджером (ранее Пезмог, несколько километров от с. Корткерос). Это электростанция, построенная осужденными из подручного материала –  камней и цемента, которая заработала через два года после начала строительства. Следы землянок, вырытых заключенными в лесу, видны до сих пор – никто здесь не ждал «строителей коммунизма» и не готовил для них теплые, удобные помещения. Сами валили лес, строили бараки. Первых ссыльных выгрузили на необитаемом берегу реки Вычегды в октябре 1932 года, а к весне их было уже несколько тысяч. По данным архива НКВД в 1939 году здесь насчитывалось 26242 заключенных, а в 1941 году –10269.

Поражает широта моей родной страны. Сколько национальностей вместил этот Локчимлаг в Аджероме! Бывший поселок Пезмог переименовали в благозвучный Аджером в 1976 году, чтобы, может быть, хоть как-то уйти от позорной истории нашего народа. Перевод этого слова с коми языка самый невинный – промытый водой пойменный луг. А вот по-русски, как заметила одна из сестер, это созвучно «жерновам ада». Так вот, кого только ни мололи эти жернова: людей везли из Прибалтики, Польши, Финляндии. Были здесь иранцы, китайцы, немцы и другие народности, не говоря уже о русских и коми «врагах народа».

Летом 1937 года здесь, в верховьях реки Локчим (приток р. Вычегды), открыли исправительно-трудовой лагерь Локчимлаг. Жители соседних сел рассказывали, что сюда гнали под конвоем бесконечные колонны зэков. Обратно никто не возвращался.

Если люди не хотят и не желают хранить память о страшной истории, то земля сама сохранила эту память. Многочисленные захоронения в лесу здесь же, рядом с поселком видны невооруженным глазом, только это не бугорки, а ямки рядами. Анатолий Антонович рассказывает, что умерших хоронили в большие ямы полураздетыми. Пока яма не заполнится, прикрывали ветками. При заполнении зарывали.

Интересно, что эти места славятся у нас, как самые грибные и ягодные. В поселке полушутя, полусерьезно говорят, что собирают грибы и ягоды только на продажу. Но сами их не едят.

Сохранились постройки того времени, которые сегодня благополучно используются населением «в мирных целях» – чаще под жилье. Это здания администрации, комендатуры, больницы,  бухгалтерии, склады, дома лагерного начальства – так называемый «Кремль». Есть тут свой «Шанхай» – местечко, где в бараках ютились ссыльные. И здесь, по словам Смилингиса, была самая большая смертность. И все вроде верно, когда говорят: «А куда деваться, если жить негде», но почему-то все равно коробит. Коробит то, что в камере, где расстреливали, сейчас находится чья-то спальня. Нынешние хозяева это отрицают. И это тоже понятно – дом должен быть чистым.

Была здесь своя «Агробаза», где заключенные выращивали разные овощи. Капусту потом квасили, уминая ее, надев кирзовые сапоги. Существует легенда, что выращивали даже экзотические фрукты и арбузы. К каждому плоду был приставлен заключенный, который отвечал за него. А голод в лагере доводил до безумия...

Был здесь свой аэродром. «Зачем он был нужен?» – спрашивает Смилингис. Ходит легенда, что начальник лагеря летал каждую неделю в ресторан, а по лагерю ездил на автомобиле. Мне понравилось, что Анатолий Антонович не ведется на легенды. Он предполагает, что этот лагерь был показательным, и сюда привозили лиц, интересующихся лагерным устройством, в том числе и представителей фашистской Германии. Но он так и говорит, что только предполагает, что многие факты косвенно доказывают это, но он пока не может найти прямые доказательства.

Большая часть жителей – это потомки заключенных, ссыльных, лагерной охраны. Есть здесь свои «стрелки», так называют в народе тех, кто расстреливал. Не так давно, в поселке, копаясь в песке, школьники нашли человеческий череп. Местами торчит из земли колючая проволока. Это мало волнует жителей. Только один подвижник Смилингис со своей маленькой женой пытаются хоть как-то сохранять память. Они – школьные учителя, и вместе со своими учениками ходят в экспедиции, проводят исследования, перепроверяют факты, поставили несколько памятных крестов. А еще установили огромный валун на месте, где предполагают поставить памятник «Узникам лесных лагерей».

В этот день мы смогли пройти и проехать километров пятнадцать. Захоронения (их насчитывается более десяти) уходят вглубь леса на многие километры. А был случай, что местные жители нашли могилу в своем картофельном огороде.

Установленных фамилий погибших не много. Анатолий Антонович рассказал, что здесь погибло много священников, некоторые из них канонизированы.

Это протоиерей Троицкого собора в Архангельске Александр Дмитриевич Нечаев. Погиб в Локчимлаге в 1942 г. от паралича сердца (так написано в акте). Погребен в могиле №41 нового кладбища №8 в Пезмоге.

Это священномученик протоиерей Николай Рюриков 1884-1943гг. Погиб 18.06.1943г. От паралича сердца.

Это священник Люборосцев Сергей Николаевич (1894-1938). Умер в лазарете Комендантского л/п Локчимлага от туберкулеза.

И другие священники, список которых Анатолий Антонович нам передал.

Одна из установленных известных фамилий Аксакова-Сиверс Татьяна Александровна, которая написала воспоминания о своем пребывании здесь в Локчимлаге, включив их в двухтомник «Семейные хроники», изданный в Париже в 1988г.* В 1933 году здесь отбывал ссылку поэт Евгений Забелин.

На одном из кладбищ мы зажгли свечи и послужили литию о тысячах невинно убиенных людей. Удивительно, что было очень холодно в этот день. Когда начали читать первые молитвы, меня буквально пронизывал мороз, и он был уже не снаружи, а внутри. Мы тихо пели, держали свечи, но их гасило ветром. Горела только небольшая лампадка, заботливо принесенная одной из сестер. Но сердце отогревалось надеждой, что у Бога все живы.

В первый момент от всего увиденного мне захотелось плакать и выплакать весь ужас и горе, и боль, и унижение. Но постепенно пришло утешение. Я неотступно ходила за Анатолием Антоновичем со своим диктофоном, чтобы не пропустить ни одного слова, и радовалась тому, что он есть - этот Смилингис. Что им движет? Ведь он мог бы уехать на свою родину в Литву и жить более комфортно в свои преклонные годы. Мы спросили его об этом: «Почему вы этим занимаетесь?» Он рассказал небольшую предысторию, с чего все началось, а потом ответил: «Если я не буду сегодня этим заниматься, то кто будет?»

Четырнадцатилетним мальчишкой появился в нашем Коми крае Анатолис Антанас. Его депортировали  из Литвы вместе с родителями в 1941 году. Но где могилы его родителей, он не знает. Отца расстреляли в 1941 году под Красноярском. Мать умерла через год где то в Коми...

При расставании мы пели ему «Многие лета». Подарили книжку «Русская катастрофа ХХ века и пути ее преодоления». Людмила Николаевна сказала, что каждый раз, когда кто-нибудь приезжает на экскурсию, они тоже узнают что-то новое. С нами приехала Инесса Николаевна Воронова, которая в 60-е годы работала а Аджероме учительницей. В 1964 году она вместе с детьми сажала здесь кедры, которыми аджеромцы сейчас гордятся. Анатолий Антонович был очень рад этому знакомству и устроил с Инной целую фотосессию возле кедровника.

Через несколько дней после экскурсии мы нашли в интернете (сайт Московского Мемориала) информацию о памятном кресте, установленном в г. Сухиничи Калужской области, в память о погибших в Локчимлаге священниках области. Сообщили об этом Анатолию Антоновичу, что оказалось для него тоже открытием и радостью.

 

*) Аксакова-Сиверс Татьяна Александровна, родилась 25 октября (12 октября по старому стилю) в Санкт-Петербурге. Отец – Александр Александрович Сиверс (1866–1954), служащий Главного управления уделов, генеалог, нумизмат. Мать – Александра Гастоновна Сиверс (урожд. Эшен, ок. 1870 –1952). Брат – Александр Александрович Сиверс (1894–1929).

 

Валентина Пидцерковная

Сыктывкар

2014г.