Холмогорский концлагерь был невелик. С мая месяца по ноябрь в нём перебывало 3 000 человек, в ноябре числилось 1 200 человек, 600 человек в Холмогорах и столько же в четырёх лагерях, расположенных в округе на расстоянии 20–40 вёрст – в Скиту, Селе, на Сухом Озере и на Горячем Озере.

Помещался лагерь в бывшем женском монастыре, помещение хорошее и тёплое – это, кажется, его единственная положительная сторона. Недаром, выпуская одного из заключённых на волю, комендант заметил: «Вы можете гордиться, что сидели в самом строгом лагере в России». Не напрасно за ним укрепилось название «лагеря смерти».

В бытность комендантом Бачулиса*, человека крайне жестокого, немало людей было расстреляно за ничтожнейшие провинности. Про него рассказывали жуткие вещи. Говорили, будто он разделял заключённых на десятки и за провинность одного наказывал весь десяток. Рассказывали, будто как-то один из заключённых бежал, его не могли поймать, и девять остальных были расстреляны. Затем бежавшего поймали, присудили к расстрелу, привели к вырытой могиле; комендант с бранью собственноручно ударил его по голове так сильно, что тот, оглушённый, упал в могилу и его, полуживого ещё, засыпали землёй. Этот случай был рассказан одним из надзирателей.

Позднее Бачулис был назначен комендантом самого северного лагеря, в ста верстах от Архангельска, в Пертоминске, где заключённые питались исключительно сухой рыбой, не видя хлеба, и где Бачулис давал простор своим жестокостям. Из партии в 200 человек, отправленной туда из Холмогор, по слухам, лишь немногие уцелели. Одно упоминание о Пертоминске заставляло трепетать холмогорских заключённых – для них оно было равносильно смертному приговору, а между тем и в Холмогорах тоже не сладко жилось. Был в ту пору комендант в Холмогорах Сакнит* – расстрелов не применял. Сам по себе он не жестокий человек, ему доступны человеческие чувства, но весь ужас в том, что общая масса заключённых для него не люди – вся администрация смотрит на них, ну, как самодур-помещик смотрит на крепостных или плантатор-американец – на чёрных рабов: хочу – казню, хочу – милую. Вся администрация состояла из заключённых (коммунистов); конечно, поставлены они в привилегированное положение, которым особенно дорожат, вырвавшись из общей подневольной массы, и потому по своей рьяности и жестокости они нередко превосходили коменданта.

Первый раз я увидела заключённых, подъезжая к Холмогорам. Стоял 20-тиградусный трескучий мороз, лошади проваливались в сугробы снега. Навстречу попалось странное шествие: несколько больших дровней, нагруженные ящиками, тащили группы людей, человек по 15–20. Худые, болезненного вида, в оборванной одежде, прозяблые, они жалобно просили: «Хлебца, хлебца». Но конвойные не позволили дать им хлеба. Они везли продукты, присланные американцами для заключённых.** Увы, самая маленькая часть этой передачи дошла до заключённых – администрация предпочла взять продукты для себя.

Эти иззябшие, голодные оборванцы, оказывается, являлись привилегированными и у них была хоть какая-нибудь одежда, их посылали на принудительные работы, но многие же буквально были раздеты и потому принуждены были сидеть взаперти. С наступлением морозов отсутствие тёплой одежды дало себя сильно почувствовать. Холод – это один из бичей заключённых.

Приводили в Холмогоры партию, первым делом всех обыскивали и все лишние вещи отбирались. Мужчины имели право на две смены белья. Под предлогом лишнего отбиралось хорошее платье, сапоги, все тёплые вещи, и человек, обречённый на жизнь на дальнем севере, оставался полуголым. Вещи сдавались в цейхгауз, будто на хранение, и оттуда администрация черпала самым беззастенчивым образом всё ей необходимое. Я знаю факты, когда надзиратели по ордеру получали вещи, заведомо принадлежащие заключённым. С другой стороны, из посылок, получаемых заключёнными, нередко вынимались тёплые вещи. Одному заключённому были посланы полушубок, валенки, шапка – ничего не дошло. Его выслали, полупомешанного, после тифа зимой в лёгком пальто, из рваных сапог торчали пальцы. С трудом его товарищи упросили коменданта дать ему на дорогу казённый полушубок.

Второй бич, ещё более ужасный – это голод. Питание состояло из кипятка утром, на обед суп из мороженой картошки и фунт хлеба, вечером тот же суп и кипяток. В американской передаче были великолепные мясные консервы, жиры. Лишь изредка эти продукты попадали в суп. В Архангельске та же американская передача значительно улучшила положение заключённых, здесь же только малая часть давалась им. С осени были сделаны запасы капусты, но вот потребовался корм для коров – их 18 штук (часть молока шла на лазареты, большая же часть – для администрации). Не долго думая, капусту отдали на съедение коровам, а заключённых перевели на мороженую картошку. Два или три раза в неделю разрешались передачи, но почему-то установился порядок не допускать жиров, и у голодных людей отбирали последнее, что могло бы их поддержать. Также из посылок вынимались все жиры. У большинства из заключённых не было никого из близких, которые бы их поддержали передачами, поэтому они буквально голодали. Проходя на принудительные работы, они просили милостыни у прохожих, и всё, что им давали, тут же поедалось. Даже сырой картофель сейчас же начинали с жадностью грызть.

Никакие угрозы со стороны администрации не могли удержать их летом от кражи овощей на огороде. И не один был убит за попытку стащить репу. Конвойный доносил: «Была попытка к побегу, пришлось стрелять». На самом деле была лишь попытка стащить репу и набить хоть чем-нибудь голодный желудок. Но самое ужасное это то, что рядом с этими голодными администрация жила на самую широкую ногу. Масло, мясо, молоко, белая мука в неограниченном количестве тратились у них на кухне. Интеллигентных женщин заставляли исполнять обязанности кухарок, готовить деликатесы, и при малейшем неудовольствии не понравившееся кушанье летело в помойку.

Третий бич – болезни. Как холод, так и недоедание вызывали огромную заболеваемость. Лазарет на 200 кроватей с трудом вмещал всех больных. Осенью была сильная эпидемия тифа. Из 1 200 человек переболело тифом около 800, но смертность сравнительно была невелика, умерло всего 22.

Всего с мая месяца умерло:

в мае – 12

в июне – 20

в июле – 50

в августе – 80

в сентябре – 110.

Из них – 110 от дизентерии и 80 от истощения.

Всего 442 чел.

Из этих данных видно, как с наступлением холодов смертность стала прогрессировать – и не только болезни, но голод и холод тому причиной. Изголодавшиеся люди набрасывались на всё, что попадало под руку, развивались желудочные болезни, и истощённый организм не выдерживал. Иногда тиф проходил благополучно, но затем человек умирал от истощения. В большом помещении (бывшей церкви) лежали выздоровевшие после тифа. Проходил врач или сестра, а со всех сторон худые, бледные, точно тени, больные скрипели: «Жирку бы, жирку нам»...

Но в аптеке рыбий жир вышел, пустой суп и сырой хлеб не восстанавливают сил, и выздоровевший от тифа угасал от недоедания. Только что больной оправился от дизентерии, появился аппетит, и он с жадностью набросился на суп, который выменял на табак, на последние крохи у тяжелобольных – шесть–семь мисок супа; пожирает их и на утро помирает. Приёмный покой ежедневно был полон больных, почти все больны, но врач, из заключённых же, не смел их признавать больными. Если у него слишком много больных, являлся комендант, распекал его, грозил ему карцером и сам отбирал больных. Их выстраивали в шеренгу, и начинался просмотр с руганью: «Да ты разве болен, ведь стоишь на ногах»… и т. д. – и часть отправлялась обратно в камеры, как здоровые. Однажды комендант распекал таким образом больных. Велел привести врача. Тот пришёл бледный, расстроенный и на окрики коменданта так растерялся, что отдал честь и гаркнул: «Виноват, ваше благородие». До чего надо было дойти, чтобы так забыться...

Его слова рассмешили коменданта, он расхохотался и не дал карцера. Были случаи смерти на приёме больных. Ежедневно утром подъезжали к больнице дровни и могильщики – бывший московский юрист и два студента, – стаскивали пять–шесть голых трупов, закрывали их рогожами и везли за город, где, безвестные, они зарывались в ямы.

Кроме физических лишений, заключенные постоянно находились в запуганном, пришибленном состоянии, благодаря крайне грубому отношению администрации. Во-первых, обращение было исключительно на «ты» и притом постоянно в грубом резком тоне. Администрация состояла из заключённых же, и каждый хотел поддержать свой престиж.

Очень развита была система доносов, жалоб, интриги. Постоянная угроза карцером, да и не только угроза, но и действительный карцер. Кроме карцера, сажали ещё в холодную башню на хлеб и воду. Был ещё Белый Дом. Он за пределами лагеря – маленький дом, на улицу выходило три окна, в маленькой комнате 40 человек – ни прогулок, ни врачебной помощи, уборной тоже нет, выводили на две минуты два раза в день. Там заболевали тифом и дней по десять до кризиса валялись без помощи. Некоторые просидели там больше месяца, заболели тифом и кончили психическим расстройством. Брань и рукоприкладство – обычные явления. А при прежнем коменданте, Бачулисе, не трудно было угодить и под расстрел. Положение женщин, в общем, было несколько лучше, но в другом отношении им и хуже. Говорить с мужчинами им строго запрещалось. Зато администрация имела над ними полную власть. Кухарки, прачки, прислуга набирались в администрацию из числа заключённых и притом нередко выбирали интеллигентных женщин. Под предлогом уборки квартиры помощники коменданта (так поступал, напр., Окрен) вызывали к себе девушек, которые им приглянулись, даже в ночное время. Затем эти вызовы учащались, и любимицы их возвращались с руками, полными угощений – прекращалась их голодовка. И у коменданта, и у помощников любовницы из заключённых.

Отказаться от каких-либо работ, ослушаться администрацию – вещь недопустимая: заключённые настолько были запуганы, что безропотно выносили все издевательства и грубости. Бывали случаи протеста – одна из таких протестанток, открыто выражавшая свое негодование, была расстреляна (при Бачулисе). Один раз пришли требовать к помощнику коменданта интеллигентную девушку, курсистку, в три часа ночи: она резко отказалась идти – и что же… Её же товарки стали умолять её не отказываться, иначе и ей и им – всем будет плохо.

Весь лагерь голодный, больной, забытый… Люди теряли всякий человеческий облик и превращались из людей в жалких забитых рабов...11

Через семь лет – там же, в Берлине, было опубликовано свидетельство, бежавшего в 1925 году с Соловков в Финляндию бывшего белогвардейского офицера А. Клингера.

Клингер писал о массовых расстрелах чекистами, в том числе женщин и стариков… Одним из главных холмогорских палачей назвал чекиста-коммуниста, поляка Квицинского.

«До 1922 года Квицинский был помощником коменданта Холмогорского концентрационного лагеря, о котором не могут без ужаса вспоминать те немногие уцелевшие, что были перевезены из Холмогор, Архангельска и Пертоминска в Соловки. Неподалёку от холмогорского лагеря находился одинокий, стоявший в стороне дом, давно уже брошенный его владельцами. В этом доме несколько лет подряд происходили систематические избиения десятков тысяч заключённых, попадавших в Холмогоры из всех губерний России, Кавказа, Крыма, Украины и Сибири (в то время этот лагерь был главной тюрьмой для «контрреволюционеров»). Одинокая усадьба, в которой нашли себе смерть бесчисленные «белогвардейцы», называлась «Белым домом». Комендантом этого «Белого дома» и руководителем расстрелов был Квицинский. Разлагающиеся трупы казнённых не убирались, новые жертвы падали на трупы убитых раньше. Зловонная гора, тел была видна издали. По признанию самого Квицинского, только в январе – феврале 1921-го года в «Белом доме» было убито 11 000 человек, в том числе много женщин (сестёр милосердия) и священников. (В конце 1920-го года в Холмогоры стали прибывать тысячи заключённых из числа захваченных на Кавказе и в Крыму офицеров армий генералов Деникина и Врангеля, их родных и близких).

Перед переводом лагеря в Соловки Квицинский, заметая следы своих зверских преступлений; взорвал «Белый дом».12

В самой России, «СССР», «Российской Федерации» (как угодно) о Холмогорском концентрационном лагере мелькнуло упоминание в письме читателя в журнал… «Советский экран» в 1990-ом году:

«Уважаемый редактор!

Предлагаю М. Е. Голдовской* тему «Север, Соловки» расширить до темы «Север, Соловки, Холмогоры». Не только потому, что Холмогоры находятся вблизи Соловков (всего в 70 километрах от Архангельска), но и потому, что в это же время и даже раньше здесь находился концентрационный лагерь. Мой дед, отец и мать могли бы свидетельствовать о расправах, творившихся в нём. К сожалению, в живых осталась только мать. Но сам я много слышал об ужасах лагеря, поэтому могу обо всём подробно рассказать и быть свидетелем, пусть косвенным. Мои отец – Шигин Андрей Дмитриевич, 1892 года рождения, инженер лесного хозяйства. С августа по декабрь 1920-го – заключённый Покровского концентрационного лагеря г. Москвы, с декабря 1920-го – заключённый Холмогорского лагеря. В марте 1922 года амнистирован решением ВЦИК. В 1956 году реабилитирован. Дело в том, что, находясь в белой армии Колчака, он был связан с большевистским подпольем.

Холмогорский концентрационный лагерь располагался на территории Холмогорского монастыря. Это был не просто лагерь принудительных работ. Таким он был только для заключённых, осужденных, как мой отец, лишь на 5 лет. Для осужденных на 10 лет этот лагерь становился конечным этапом жизни. В январе 1921 года Совет Народных Комиссаров принял постановление, подписанное Лениным, о прекращении расстрелов по политическим мотивам. Слишком много нареканий было с Запада. В действительности же расстрелы не только не прекращались, но приняли массовый характер. Губернские ЧК выносили решение об осуждении на 5 или 10 лет. Те, кому была дарована жизнь, осуждались на 5 лет, те же, которые приговаривались к расстрелу, получали 10 лет. Просто и удобно. И со стороны Международного Красного Креста не было нареканий. Все расстрелянные, как обнаруживалось при проверке, были оформлены умершими от истощения, тифа, туберкулеза и прочих болезней. Первая партия осужденных на 10 лет была убита и сожжена на территории самого монастыря. Но при сжигании трупов образовывался большой чад, да и трупы горели медленно. От этого метода властям лагеря пришлось отказаться. Следующие партии осужденных группами примерно по 300 человек в сопровождении чекистов велись через город к пристани на глазах у всех жителей. Холмогоры стоят на берегу реки Холмогорки. Людей грузили на баржу якобы для отправки на работу. Расстрелы производились, как считали жители, на «острове смерти» или на других островах. Отец и мать считали, что расстрелы проводились, возможно, и в тайге, на правом берегу Двины. Буксир успевал за день сделать рейс туда и обратно. Вечером с баржи выгружалась одежда расстрелянных и увозилась чекистами. Такие массовые акции проводились все лето 1922 года на глазах матери, отца, деда и всех жителей Холмогор. Среди них, уверен, можно и сейчас найти немало свидетелей...».13

Троицкий дал краткие сведения о 165 концлагерях СССР. От Абакана до Ярославля. Вполне возможно, что и на Западе книга Троицкого подвергнута «цензуре». На это указывает в предисловии А. Авторханов…

О Холмогорах у Троицкого написано:

Холмогоры

Город Холмогоры, районный центр Архангельской области, расположен на реке Северной Двине при впадении в неё реки Пинеги.

Холмогоры являются приёмным пунктом лесосплава, идущего в Архангельск.

Климат района морской с суровой зимой, которая продолжается более шести месяцев. Средняя температура: января – 12°, июля +14°. Годовое количество осадков 450 мм. Район лежит в полосе леса.

Холмогоры – центр молочного животноводства. В городе имеется ряд лесозаводов; в районе ведутся крупные лесозаготовки.

Лагерь числится под № 2. Управление находится в Холмогорах. Число заключённых и количество лагерных пунктов неизвестно. Заключённые работают на лесозаготовках и на лесозаводах.19

Вполне буднично… Чтобы не волновать западного читателя…

Нужны Босх и Гойя для 57 офортов под названием «Методы допроса в Советской России»…

Бежавший в Финляндию в 1922 году, прошедший через большевистский плен, бывший командующий войсками Двинского района Северной области генерал-майор И. А. Данилов свидетельствовал о правой руке Кедрова – А.Эйдуке:

«Более десятка тысяч жизней числится за ним и не менее трёх тысяч собственноручных расстрелов».

Эйдук похвалялся перед пленными белогвардейцами:

«Собственноручно расстрелял более тысячи».20

Милан Кундера писал:

«Все предшествующие преступления русской империи совершались под прикрытием тени молчания. Депортация полумиллиона литовцев, убийство сотен тысяч поляков, уничтожение крымских татар – всё это сохранилось в памяти без фотодокументов, а, следовательно, как нечто недоказуемое, что рано или поздно будет объявлено мистификацией.

В противоположность тому, вторжение в Чехословакию в 1968 году целиком отснято на фото- и киноплёнку и хранится в архивах всего мира. Чешские фотографы и кинооператоры прекрасно осознали, что именно они могут совершить то единственное, что можно ещё совершить: сохранить для далекого будущего образ насилия.21

Сознавали это – Мельгунов, Клингер, Троицкий, Шаламов, Солженицын…

После Чехословакии были Афганистан, Чечня…

«…Россию, – сказал президент Франции Н. Саркози в апреле 2007 года, – мы хорошо знаем по войне в Чечне»…*

…Генерал-майор И.А. Данилов свидетельствовал в 1923 году:

«У меня набралось около 600 человек вместе с офицерами (в том числе Шенкурский батальон): одних большевики впоследствии расстреляли, других сгноили в тюрьмах».22

«В помещении Штаба все документы брошены. На их основе большевики по прибытии в Архангельск сразу расстреляли 42 человека».23

«Через день была объявлена Временным комитетом (Особотдел 6-й Армии еще не прибыл) регистрация всех белых офицеров и чиновников, которую производил воинский начальник (впоследствии расстрелян)».24

25 февраля в Архангельск прибыл Особый отдел 6-й Армии. Издал свой собственный приказ об обязательной регистрации всех офицеров, военных чиновников и гражданских лиц, бывших на службе Северного правительства. За неявку – расстрел.

Вслед за Особотделом прибыл губисполком во главе с Р. Пластининой, и начался уже организованный грабёж населения, сопровождавшийся расстрелами жителей. Расстрелы осуществляли пехотные части и «партизаны» Хаджи-Мурата…

Тюрьмы переполнены, а арестованных везли и везли: с Пинеги, Холмогор, Печоры, Онеги… Под тюрьмы стали использовать здания семинарии, Окружного суда, Технического училища… Среди расстрелянных Данилов называет командира Шенкурского отряда – капитана Воробьёва, прапорщика Паули (сына управляющего пивным заводом)…

В Архангельской тюрьме Данилов сидел вместе с прапорщиком И. Н. Ракитиным (расстрелян в 1920 г.). 30 марта Данилова, его брата, полковника Л. В. Костанди, членов Северного правительства Б. Ф. Соколова, М. М. Федорова, жену генерала С. С. Саввича, ещё двух дам – всего 150 видных деятелей Северной Армии привезли в Москву…

Там, в Бутырской тюрьме, он встретился с генералами Петренко, Ваденшерна (оба с сыновьями), шведскими и датскими добровольцами…

В Покровском концлагере Данилов встретил взятых в плен под Сорокой генералов: Замшина, Баранова, Вуличевича…, – взятых на Мурманском фронте: Иванова, Вальтера, Седергольма, полковника Барбовича, Рождественского… Всего около 1300 человек, в том числе несколько колчаковцев и деникинцев. Все арестованные Северной области, а также деникинцы и колчаковцы, сидевшие в Покровском концлагере, – 1092 человека – были отправлены обратно в Архангельск по телеграмме Кедрова. И, как писал генерал-майор Данилов:

«С тех пор относительно судьбы моего брата и других мне ничего не было известно, несмотря на то, что я прилагал все усилия, чтобы войти с ним в сношение, чему мне помогали даже видные коммунисты, на запросы которых о нём ответили, что он отправлен вместе с другими в концлагерь на Печору».25

 

Генерал-майор И. А. Данилов умер в 1954 году в Борго (ныне Porvoo) в Финляндии, видимо, так и не узнав о судьбе брата и «других»…

В материалах «Общества Северян», созданного в парижской эмиграции Е. К. Миллером, сведений о красном терроре на Севере немного:

«Вчера по делу гибели бывшего начальника штаба морской крепости императора Петра Великого Леонида Васильевича Костанди я получил из Гунгенбурга письмо от лейтенанта эстонской службы А. А. Мусича (он известный в Эстонии офицер, бывший командир батареи Ревельской крепостной артиллерии). В конце марта Эйдук получил назначение во Внешторг и увёз в Москву 340 наиболее видных контрреволюционеров (в т. ч. Костанди). Здесь, в Ревеле, у Костанди в крайней нужде жена и подросток-сын, воспитанник русской гимназии».26

Автор этой статьи о последнем командующем Архангельского гарнизона полковнике Л. В. Костанди – Александр Черниговский, журналист, писатель, общественный и политический деятель (судьба его самого остается неизвестной) – ранее уже опубликовал некролог о Костанди…

Цифры увезённых в марте 1920 года из Архангельска в Москву пленных, как видим, разные: у Данилова – 140 человек, у Мусича – 340…

«29 февраля сдался отряд генерала Вуличевича и других в деревне Сухонаволок. Около тысячи человек. Половина офицеры. Договор о сдаче предусматривал сохранение жизни, пропуск некоторых за границу и т. д. Подписан командиром Второго советского полка Линовским и одобрен командованием из Петрозаводска. Многих расстреляли: Вуличевича, начальника контрразведки Рындина, поручика Звягина, штабс-капитана Геруц, штаб-ротмистра Бессонова и других. В Петрозаводской тюрьме сидели Ермолов – начальник Мурманского края, Пьянков – мировой судья. В Вологодской тюрьме Вуличевичу приказали написать «Историю Северной области». Написал кратко. Из Покровского лагеря в Москве я бежал с братьями Витукевичами. Их потом расстреляли. 10 августа 1920 года в Архангельске я тайком сел на норвежское судно и вскоре был в Вардё. Во время пребывания в Архангельске я узнал о расстреле Рындина. Расстреливали ежедневно 60–70 человек, преимущественно офицеров и буржуев. Расстрелян отец Иоанн (Рождественская церковь).

В Холмогорах расстреляно на барже 600 офицеров деникинской и Северной армий. Среди них генерал Вуличевич и полковник Флоринский.

Священник Сурского Подворья отец Дмитрий получил 20 лет принудительных работ.

В Архангельске ещё расстреляны: Пётр Кузьмич Минаев, Мартемьян Кыркалов, подпольный адвокат Никольский, управляющий Буторевского магазина Чертовской. Официально опубликованы три списка расстрелянных: 38, 18 и 15 человек.

Памятник Императора Петра Великого стёрт и около захоронили около 80 человек прежде казнённых…».27

«Арестованы испанский консул Шпицбарт, норвежцы Гансен, Торсен и другие, голландский консул Смит.

Ревекка Пластинина – правая рука Кедрова. Расстреляны те, кто принимал участие в перевороте 2 августа: полковник Кошуба, военный чиновник Любарский и Жук-Нанько. Расстреляны заостровские крестьяне: Никитины, Бугаевы, Митрофанов, какой-то рабочий железнодорожных мастерских, задержавший 2 августа поезд Кедрова и др.

Сначала расстреливали на Мхах, в последнее же время с увеличением числа жертв, их стали отправлять на остров Голодай, в 20 верстах от Холмогор, где до сих пор убито около 10 тысяч. <…> Приговорённых отправляют туда партиями в 200–300 человек, раздевают донага и нагайками выгоняют

из баржи в особую канаву, обнесённую колючей проволокой. Там их расстреливают и полуживых добивают топорами. <…>

Сведения эти получены от местных крестьян и самих участников этих кровавых расправ, так что в правильности их не может быть никаких сомнений. <…>

Атмосфера в Архангельске ужасная».28

22 У автора ссылка на очерк-донесение «О Холмогорском концентрационном лагере» на сборник «Че-Ка». Этот доклад (в передаче «еще более страшен») он сам слышал в Москве от очевидца, которого знал лично.

23Выяснить местоположение белого дома в краеведческом музее и у местных жителей не удалось. – Т. М.

24Личный архив Т. Мельник. Воспоминания записаны в Архангельске в 2006 г. от племянницы Е. Лутковой Галины Петровны Некрасовой.

25 Бала В. Самая большая истина – это твоя собственная жизнь / Гандвик ТV. 1994. 26 дек. (По словам К. Гемп, ее отец Петр Герардович Минейко, инженер Архангельского порта, погиб по обвинению в саботаже и пособничестве белым, его собственноручно застрелил Кедров на заседании Архгубисполкома, где решался вопрос о немедленной эвакуации порта.)

26Дети ГУЛАГа 1918-1956. Документы. Под общей ред. академика А. Н. Яковлева. М., Международный фонд «Демократия». Глава 1. «Мы наш, мы новый мир построим» 1918-1936. С. 71-72 (со ссылкой на ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 10. Л. 1).

27 На месте обнаружения останков заключенных концлагеря установят поклонный крест / официальный сайт Московского Патриархата по материалам интернет-портала «Интерфакс-Религия»; Деминцев Д. В Холмогорах. Нашли захоронение солдат и офицеров белой армии / dvinainform.ru/vesti/2006/ 10/30/49106.

28Ильин В. Н. Указ. соч. С. 30.